Я проработала преподавателем английского и русского языка и литературы в школе № 6 города Губкина более 25 лет, и 18 лет в горном колледже – всего 43 года жизни посвящены детям. Я родилась в 1938 году в городе Кременчуг Полтавской области и оказалась в пекле войны. Сейчас, когда фашизм проник на Украину, хочется рассказать о пережитом. Я получала удостоверение организации «Дети войны» и выступала перед детьми школы № 6 (ныне гимназии) с 5-го по 10 класс – они дружит во мной, не забывают. Рассказывала об отце, С. Б. Крупа – о нем в книге «Слышишь, Днепр» написано много как о богатыре, дослужившемся из рядовых до подполковника, дошедшего до Берлина, который под пулями доносил до бойцов газету «Ополченец». О нем в Интернете пишет музей Кременчуга, где он был редактором, и газета «Белгородская правда», где он работал зам. редактора. Я откликнулась на акцию «Бессмертный полк», поместила материал об отце.
Мои воспоминания о войне страшны. Во дворе – взрыв бомбы, огромная яма, и я сижу рядом, в нескольких сантиметрах, оглушенная. На крыльце стоит бабушка, тетя, и еще многие, и никто ко мне не подходит – то ли в шоке, то ли боятся... Сейчас внук спрашивает, почему я не смотрю фильмы о войне – да потому, что живы воспоминания, до сих пор еще немцы с автоматами и овчарками стоят перед глазами. Мы на чердаке прятали бойца Красной армии – нашего родственника Зиньковского, так как он отстал от части. И вот мы ночью лежим на одной кровати с родней, и заходят немцы с фонарями, и морда овчарки тычется мне прямо в лицо. Они ищут партизан. Трудно представить, что могло бы быть, если бы они его нашли – мы сохранили ему жизнь, и после войны были у них в гостях, и два его сына приезжали к нам в Белгород.
На площади стояла огромная церковь, которую разбомбили, и она рассыпалась по камешкам. В подвалах фашисты пытают людей, слышен лай овчарок. Все в огне, город разрушен, мы прятались по подвалам. Помню, отец вырвался с фронта, чтобы отвезти нас в деревню, в бабушке. На лошадях переправлял нас под пулями. Всюду взрывы, лошади вздыбились от страха, и отец укрощал их.
Вот мы в деревне – летит самолет надо мной низко, а я как страус, который прячет голову в песок, натягиваю на голову одежду и считаю, что пряталась от летчика, который за мной охотится.
Помню, мою тетю, она была черненькая, хотели расстрелять, так как думали, что она «юда», еврейка. Моя мать, высокая, светловолосая, закрыла ее собой с возмущением, тем и спасла.
В деревне родственники жили в землянках, так как остались без домов. Город был весь разрушен, долго стоял в руинах. Мы, дети, играли на пепелище, собирали посуду, что осталась. Мать работала в собезе после войны и распределяла американские подарки (помню бархатные роскошные платья, о которых мы и не мечтали). Рядом был госпиталь, и мы, дети, ходили туда ухаживать за ранеными, читали им стихи.
Поле войны в 1946 году отца направили в Ленинград, поселили с соседями, в комнате, где посредине стояла буржуйка с трубой на улицу. Карточки мы однажды потеряли, и мать продала немецкие открытки – это все, что отец привез из Германии. Ночами стояли в очереди за хлебом, сахаром. Во дворе работали пленные немцы, рыли траншеи, восстанавливали коммуникации, или же и разрушенные. Немцы были такие жалкие, что я выносила им поесть, отрывая от себя. Отец приехал с фронта раненый в ногу. Я много писала об отце в разных изданиях – так хочется, чтобы люди помнили, я этим живу.
Дробышева С. Г. В пекле войны / С. Г. Добышева // Дети войны: голос правды / Белгор. рег. Общ. орг. По защите прав граждан «Дети Великой Отечественной Войны» . – Белгород, 2015. – С.78–79.
